Румянцева Л.И., Иванова А.С.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ОНЕЙРОСФЕРЫ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 

THEORETICAL ASPECTS IN RUSSIAN LITERATURE ONEYROSPHERE

 

ЛИ. Румянцева, АСИванова

L. I. Rumianceva, A. S. Ivanova

 

       В статье рассматривается художественное своеобразие онейрического в отечественном литературоведении. В центре внимания карнавализация и сюжетообразующая функция сна. Обращение к вопросу генезиса, поэтики литературных сновидений с целью определения их места и значения в литературном процессе обуславливает актуальность. Сделан вывод о том, что сновидение является неотъемлемым структурным элементом художественного текста.

The article discusses the artistic originality in the domestic literary oneiric. The focus of plot carnivalization and sleep function. Address the question of the genesis, the poetics of literary dreams in order to determine their place and values ​​in the literary process determines the relevance. Concluded that the dream is an essential structural element of the artistic text

Ключевые слова и фразы: сновидение, карнавализация, функции снов, «текст в тексте», Ремизов.

Key words: dream, carnivalization, functions dreams, text in text, Remizov.

      Проблема сновидения как неотъемлемого структурного элемента художественного текста впервые была поставлена независимо друг от друга отечественными культурологами М.М. Бахтиным и Ю.М. Лотманом. В монографии «Проблемы поэтики Достоевского» М.М. Бахтин проследил традицию трех источников эволюции романа: традиция эпических жанров, традиция риторических жанров и традиция жанров серьезно-смехового, восходящих к культурному феномену как карнавал. Под карнавалом понимается совокупность всех разнообразных празднеств, обрядов и форм карнавального типа, а процесс перевоплощения карнавала в литературу именуется карнавализацией. Исследуя карнавальные истоки жанра романа (точнее, мениппову сатиру или мениппею), Бахтин   пришел к выводу, что наличие сновидения в структуре сюжета является почти обязательным, некоторые же тексты целиком представляют собой «сон». Автор считал сновидение условием возможной переоценки ценностей, «рациональное объяснение» попадания героев в иной мир, где происходит «испытание идеи и ее носителей». Ю.М. Лотман внес весомый вклад в разработку проблемы сна как структурного элемента художественного произведения. Изучая, с одной стороны, текст как сложный культурно-семиотический феномен, а с другой стороны, культуру как иерархию текстов, Лотман ввел понятие о текстах первого уровня (выполняющих функцию адекватной передачи смыслов) и второго уровня (выполняющих функцию порождения новых смыслов). Задачи обоих видов текста различны. Тексты первого уровня выполняют функцию точной и быстрой передачи информации. Данный вид текста не может быть основой художественной культуры, так как в силу своей специфики не имеет тропов, многозначности слова, скрытых подтекстов, переосмыслений и т.п., все то, что усиливает эстетическое переживание, катарсис, является недостатком для первого уровня и, наоборот, преимуществом, необходимым компонентом,   для текста второго уровня.

Все эти «помехи», приемы «затрудненной формы, увеличивающей трудность и долготу восприятия» рождают способность текста к «самоприращению», то, что Ю.М. Лотман называл «самовозрастающей Гераклита» [4, 1983: 45]. Текст второго уровня реализуется за счет «помех» в канале связи. По Лотману, для образования таких помех, то есть для возникновения такого текста, главным фактором является наличие, как минимум, двух разных языков или двух кодов описания. «Многокодовость» есть особое формальное устройство механизма смыслопорождения, благодаря которому художественный текст получает способность расширения объемов информации. Возникновение в тексте второго языка описания сводится к включению в текст участка, закодированного тем же, но двойным кодом. Этот вариант считается как частный случай другого кода. Например, «фильм в фильме», «роман в романе». Если первый текст по отношению к незнаковой реальности – условен, то текст внутри этого текста – условен дважды. Этот прием получил название «текст в  тексте» и рассматривался как композиционный прием. «Пересказ» сновидения в художественном произведении является, по Лотману, одной из самых популярных реализаций «текста в тексте». В результате такого композиционного построения возникает игра на противопоставлении реального/ирреального. «Двойная закодированность определенных участков текста…приводит к тому, что основное пространство текста воспринимается как реальное» [2, 1998: 16]. У композиционного приема «текст в тексте» существует две задачи. Так, с одной стороны, прием «текст в тексте» создает иллюзию того, что в тексте описываются реальные, а не вымышленные события. С другой стороны, цель приема «текст в тексте» иногда заключается в том, чтобы показать иллюзорность, неподлинность того, что в художественном мире данного текста описано и воспринимается читателем как «реальность». Все тексты второго уровня, по Лотману, могут существовать самостоятельно. Такие тексты стремятся быть открытым, незамкнутым пространством, способным к самоприращению уже после того, как текст написан. Так, персонажи, которые видят сны, пишут «воспоминания», рассказывают о похождениях из «жизни», просто обманывают, вводя в заблуждение несуществующими рассказами, в резкльтате создают огромное количество возможных миров, по которым можно путешествовать. Прием «текст в тексте» создает «коридор зеркал» (метафора Х.Л. Борхеса). По этому принципу построены классические «тексты в тексте»: сказки «Тысячи и одной ночи». Второй функцией приема «текст в тексте» является выдвижение  и обострение конфликта, состоящего в размытости границ между иллюзией и реальностью, постулирование иллюзорности реальности. Для художественной реальности этого мировоззрения используются некоторые традиционные культурные мотивы, которые удваивая реальность текста, искажают его исходный материал – это мотив зеркала (в живописи и кино) и мотив двойника в литературе. «Удваивая, оно (зеркало) искажает и этим обнажает то, что изображение, кажущееся «естественным» — проекция» [2, 1998: 25]. Мотив двойника также искажает «реальность» исходного текста. Двойник дополняет образ персонажа до целого в мифологическом понимании неделимости бинарных оппозиций. Двойник выступает в роли антигероя при культурном герое. Он искажает черты персонажа, позволяя увидеть  инвариантную основу. Изменяя черты героя по законам зеркального отражения, прием двойника вводит оппозиции самого различного свойства: «мертвец – двойник живого, не сущий – сущего, безобразный прекрасного, преступный – святого, ничтожный — великого» [2, 1998: 26]. Мотив двойника в литературе имеет свой универсальный архетип – Тень. Юнг писал: «Тень – оставшаяся за порогом сознания бессознательная часть личности, которая может выглядеть, как демонический двойник». Итак, мотив двойника заставляет усомниться настоящей реальности мира, лишенного своей второй половины. Сновидение тесно связано с сюжетом и является сюжетообразующим фактором. Ю.М. Лотман выдвигает идею о том, что некоторые сюжеты построены на передвижении по пространству. Суть же смены одного пространства другим заключается в том, что является истинным в одном пространстве, в другом пространстве может оказаться ложным, что является должным может оказаться запрещенным, что является тайным может быть явным. В результате, «текст в тексте» создает в тексте два разных пространства или пространственную модальность, с  возможностью передвижения от «здесь» (реальность) к «там» (сновидение) и обратно. Таким образом, сновидение представленное моделью «там — здесь» актуально для сюжетного построения. Продолжая тему сюжетообразующей функции сновидения, обратимся к монографии М.М. Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского». Выше было сказано о том, что Бахтин, изучая «мениппейный» тип романа, выделил один из его характерных   признаков – наличие в сюжете сновидений. Сон, сновидение в мениппеях служит как пространство совсем другой жизни, где персонаж раскрывает в себе новые возможности (и худшие, и лучшие). Следуя выводам Бахтина, мениппейный сон может заставить работать сразу все модальности, отчего сюжет становится фантастическим, гротескным, ирреальным. Например, сны Раскольникова, сны Веры Павловны в «Что делать» Чернышевского. М.М. Бахтин отмечает, что часто в произведениях Достоевского встречается образ лестницы, порога, темных коридоров и площадок, где происходят кульминационные события сюжета. Это пространство лестницы, вынесенное за пределы обжитого мира, есть точка, где совершается кризис. Внутреннее же пространство комнат, где герои живут уютной жизнью у Достоевского почти не описывается, так как «та жизнь, которую он изображает, происходит не в этом пространстве» [1, 1979: 25]. Таким образом, семантика пространственного сюжета «сновидение-явь» — это вертикальная ось, соединяющая разные миры, часто представленная в виде лестницы. Можно установить связь между архаической мифологемой Мирового Древа, служащая разграничением трех миров (верхний, средний, нижний), в ее частной функции (восхождение/нисхождение), ее перевоплощении – образом лестницы и, наконец, концептом сна, исполняющим в культуре соответствующие функции. Таким образом, сон в культуре имеет статус особого пространства, в котором возможно то, что невозможно в актуальном для нас пространстве нашей обыденной реальности. Главная же инвариантная основа сна как культурного концепта это все-таки его противоположность яви, с вытекающим отсюда нескончаемым резервом смыслов. Как отмечал М.Ю. Лотман, что сон выполняет функцию «пустой клетки», которую можно заполнять как мистическими, так и эстетическими смыслами. Ярко выраженное смеховое, шутовское, «карнавальное» начало прослеживается в творчестве А. Ремизова. Упомянем феномен юродства. И.А. Ильин относил юродство Ремизова к литературе, так как писатель отвергает традиционные литературные формы и разум тогда, когда они становятся преградой для творчества. Ремизовское юродство следует рассматривать как следствие его позиции сновидца в жизни и в литературе. Его философия сновидения, мистификация связаны с мифопоэтикой игровой формы снов. Таким образом, введение сновидений в тексте приобретает философский характер. Моделирование сновидений и сопоставление их с реальностью являются смысло- и структурообразующими факторами текста.

Литература

1. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979.

2. Лотман Ю.М. Культура и взрыв // Об искусстве. СПб., 1998.

3. Лотман Ю.М. Текст в тексте // Об искусстве. СПб., 1998.

4. Шкловский В.Б. О теории прозы. М., 1983.

 

Румянцева Лена Иннокентьевна – кандидат филологических наук, доцент кафедры русской литературы 20 века и теории литературы  Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосова, г. Якутск

 Иванова Аида Семеновна – студентка 5 курса отделения русского языка и литературы филологического факультета Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосова, г. Якутск

 

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *