«Смерти не будет»: образ Лары

в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго» 

“Death will not be”: the image of Lara

in the novel “Doctor Zhivago” by B. Pasternak 

А. В. Чеснокова

A. V. Chesnokova 

Аннотация. Многоплановость образов романа оказывается способом передачи мировоззрения писателя, коренящегося в характерных для «Серебряного века» попытках найти связь христианства с языческими мифами и всей предшествующей культурой, дать ему личное толкование. Образы Лары и других героев романа находят объяснение в славянской мифологии и в «по-новому понятом» христианстве автора.

Annotation. Diversity of images in the novel is the way to transfer the writer’s outlook rooted in «Silver Age» attempts to find a connection between Christianity, the pagan myths and the entire preceding culture, to give it a personal interpretation. Images of Lara and other characters of the novel can be explained with Slavic mythology and the author’s «new concept» of Christianity.

Ключевые слова: интерпретация, художественный образ, мифология, «Серебряный век» русской литературы.

Key words: interpretation, artistic image, mythology, «Silver Age» of Russian literature.

Многоплановость образов романа оказывается способом передачи мировоззрения писателя, коренящегося в характерных для «Серебряного века» попытках найти связь христианства с языческими мифами и всей предшествующей культурой, дать ему личное объяснение. Происходит то, что Л. Флейшман увидел в лирике Пастернака конца 20-х годов: «…новые темы могут быть введены на старом материале… «новое слово» нечаянно произносится на старом языке». [4, 1981: 99].

Образы Юрия Живаго, Лары, Стрельникова и Комаровского своей многоплановостью объясняют одно из первоначальных названий романа —  «Смерти не будет» — и слова доктора: «Смерти нет. Смерть не по нашей части. А вот вы сказали талант, это другое дело, это наше, это открыто нам. А талант – в высшем широчайшем понятии есть дар жизни». [3, 1989: 79].

В Евангелии находим: «Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго» (Ин. 6, 60-69). Форма «живаго» здесь – старославянский генитив, в контексте романа обретающий номинативный характер. Интересные данные находим у Н.Костомарова: «У славян было верование, что существо света являлось на земле и воплощалось в человеческом роде… К номинациям светоносного начала принадлежат имена Лада и Живаго… Ладо или Лада означает бога всякого наслаждения и благополучия… божество любви и гармонии… Однозначительно с божеством Лады было божество Жив или Живый… Живый был божество благополучия, верховный правитель вселенной… божество красоты и весны». [2, 1995: 6, 15-16].

Созвучное Ладе имя Лары позволяет увидеть в отношениях героев мотив священного брака, сопряжённого со змееборчеством жениха, «добыванием — отвоёвыванием» жены. Их любовь освещена-освящена самой природой: «Юрий Андреевич с детства любил сквозящий огнём зари весенний лес… Точно дар живого духа [выделено мной – А.Ч.] потоком входил в его грудь… Тот юношеский первообраз, который на всю жизнь складывается у каждого… заставлял природу, лес, вечернюю зарю и всё видимое преображаться в такое же первоначальное и всеохватывающее подобие девочки. «Лара!» — закрыв глаза, полушептал или мысленно обращался он ко всей своей жизни, ко всей Божьей земле, ко всему расстилавшемуся перед ним, солнцем озарённому пространству» [3, 1989: 336]. В данном контексте вырисовывается и несколько иное, не восходящее только к Блоку, понимание одного из вариантов названия романа – «Мальчики и девочки».

Характеры и судьбы других главных героев романа также находят объяснение в славянской мифологии, древнейший пантеон которой состоит из Перуна-громовержца (связь с фамилией Стрельникова очевидна), Велеса, соотносимого с богом подземного мира и змеем (Комаровский), Сварогом-Даждьбогом-Свентовитом, олицетворяющим Солнце и часто выступающим как конный всадник (Живаго), и разноимённым женским образом (Додола, Марена, Мокошь, Лада, Жива).

Перун и Сварог в архаической мифологии выполняли сходные функции и на раннем этапе сливались в единый образ. Своего рода подтверждением равного «статуса» Живаго и Стрельникова звучат слова доктора: «…ревность вызывает во мне обыкновенно низший, а не равный. К мужу я тебя не ревную… «Мы в книге рока на одной строке», — как говорит Шекспир». Оба мифических персонажа имели одного антагониста – Велеса, у которого вынуждены были отвоёвывать похищенную жену.

В романе спасать героиню от чудовища Комаровского предстоит Живаго. В Варыкино доктор почувствовал, что «час его расставания с Ларою близок, что он её неминуемо потеряет. А вслед за ней и побуждение к жизни, а может быть, и жизнь… в овраге залёг чудовищных размеров сказочный, жаждущий докторовой крови и алчущий Лары дракон». Мотив похищения, неволи дополняется и значением фамилии Лары: «Гишар» – от фр. «тюремное окошко» [1, 2007: 426]. Имя и отчество Комаровского – Виктор (из лат. Victor – победитель) Ипполитович (из греч. Hippolytos: конь + развязывать) – также говорит о том, что он – победитель конного, а конный в мифах напрямую связан с солярной символикой (Аполлон, Зевс, Юпитер, Ярило, Георгий — Юрий).

Живаго, дорастающий до Христа, устремляется в небо, тогда как Ларе суждено оставаться на земле. «Окрылённость дана тебе, чтобы на крыльях улетать за облака, а мне, женщине, чтобы прижиматься к земле и крыльями прикрывать птенца от опасности», — говорит Антипова доктору [3, 1989: 421]. Так как в чистом виде детская тема в романе выражена крайне слабо, слова героини воспринимаются скорее как объяснение её вечно неоднозначного положения «между» Богом–героем и змеем, светом и тьмой, верхом и низом, небесным и земным, огнём и водой. О том же говорит Ларе Кологривов: «И долго это вы намерены болтаться между небом и землёю? Здесь ведь не Бог весть какое раздолье» [3, 1989: 103]. Но она прикрывает героев-«птенцов» и позже провожает их в небо, в этом проявление её любви, страсти и страдания, её «сверх-я» — Матери сырой земли, Деметры, Богородицы…

Земля словно «клеймит» своих ушедших детей: лицо отца Юрия Живаго после самоубийства было перечёркнуто запёкшейся кровью, «словно крестом вымарки…или мокрым берёзовым листком» [3, 1989: 30], на ягоды рябины похожи капли крови застрелившегося Стрельникова. И берёза, и рябина в тексте выступают атрибутами Лары и Матери сырой земли, являясь в мифологии устойчивыми воплощениями Мирового древа и Древа Жизни. Также береза, по Н.Костомарову, — символ праздника в честь Ладо – Лады, отсюда берёзки, «заломанные» на Купалу и Троицу, как в день бракосочетания Лары со Стрельниковым.

Подчёркнуто связана с природой и Богородица на иконе Галузиной. Упомянутый в тексте перевод её византийского наименования («метер теу, Матерь Божия») и «лампада гранатового стекла» сближают образ с Де-метрой («земля-мать»), тоскующей по похищенной дочери, которой Аид насильно дал съесть зёрнышко граната для возвращения в подземный мир. После размышлений о Ларе и любви к ней словно икона появляется перед глазами доктора: «как…плакат на большущем полотнище… увеличенный призрак одной удивительной боготворимой головы.  И голова плакала, а усилившийся дождь целовал и поливал её» [3, 1989: 358]. Здесь образы Лары, природы и Богородицы практически эквивалентны.

Лара сопоставляется и с Магдалиной — и в романе, и в стихотворениях Живаго. Одну из ключевых идей романа озвучивает Сима Тунцева: «Меня всегда занимало, отчего упоминание о Магдалине помещают в самый канун Пасхи, на пороге Христовой кончины и его воскресения. Я не знаю причины, но напоминание о том, что такое есть жизнь, так своевременно в миг прощания с нею и в преддверии её возвращения… Какая короткость, какое равенство Бога и жизни, Бога и личности, Бога и женщины!» [3, 1989: 401–402].

Если проецировать записки доктора на Евангелие, а Евграфа на собирательный образ его авторов, то напрашивается вывод о неполноте собранных материалов, связанной прежде всего с образом присутствовавшей в жизни Христа женщины. Идеи «реабилитации» Магдалины и женского начала в христианстве переживали всплеск популярности в «Серебряном веке» русской культуры, звучат они и сегодня.

Рядом с телом умершего доктора оказывается именно Лара, и все присутствующие на похоронах признают её право проводить его в последний путь (кремация вполне отвечает солярной, огненной сущности Живаго, как и свечи, печь и солнце). Лара покрывает «середину гроба, цветов и тела собою, головою, грудью, душою и своими руками, большими, как душа» [3, 1989: 483].Согласимся с С.Буровым в том, что «имя Лары – чайка – является аллегорией переносимой души» [1, 2007: 792]. Отсюда один шаг и до идеи Мировой души, ключевой для понимания философии и религиозных взглядов «Серебряного века».

Последнее слово в романе остается за Матерью сырой землей – Деметрой – Ладой — Ларой, у гроба Живаго ощущающей, «точно она уже двадцать раз жила на свете, без счёта теряла Юрия Живаго и накопила целый опыт сердца на этот счёт… Они любили друг друга не из неизбежности, не «опалённые страстью», как это ложно изображают. Они любили друг друга потому, что так хотели все кругом: земля под ними, небо над их головами…» [3, 1989: 484]. Дальнейший текст воспринимается как объяснение «по-новому понятого» христианства автора: «Ах вот это, это вот ведь, и было главным, что их роднило и объединяло! Никогда, никогда, даже в минуты самого дарственного, беспамятного счастья не покидало их самое высокое и захватывающее: наслаждение общей лепкою мира, чувство отнесённости их самих ко всей картине, ощущение принадлежности к красоте всего зрелища, ко всей вселенной…Они дышали только этой совместностью. И потому превознесение человека над остальной природой, модное нянчение с ним и человекопоклонство их не привлекали». [3, 1989: 484]. И если Живаго «закрывает счёт» всех своих предшественников» [1, 2007: 355], то вечная исчезнувшая невеста Лариса Федоровна оставляет финал открытым: однажды она «ушла из дому и больше не возвращалась. Видимо, её арестовали в те дни на улице и она умерла и пропала неизвестно где…» [3, 1989: 487].

Литература 

1. Буров С. Г. Сказочные ключи к «Доктору Живаго». Пятигорск, РИА на Кавминводах, 2007. – 968с.

2. Костомаров Н. И. Славянская мифология: исторические монографии и исследования. М.: Чарли, 1995. – 683с.

3. Пастернак Б. Л. Доктор Живаго: Роман. – М.: Сов. писатель, 1989. – 736с.

4. Флейшман Л. Б. Пастернак в 20-е годы. WILHELM VERLAG MUNCHEN, 1981.

5. Чеснокова А. В. «Бессмертное воплощение любви» в романе Б.Пастернака «Доктор Живаго» // Синергетика образования.- №3(19) 2010. — С. 56-64.

 

Чеснокова Анастасия Владимировна — кандидат филологических наук,  доцент кафедры филологического образования Государственного бюджетного образовательного учреждения дополнительного профессионального образования «Краснодарский краевой институт дополнительного профессионального педагогического образования», г. Армавир