ЭЛЕГИЧЕСКОЕ НАЧАЛО В РАССКАЗЕ И. А. БУНИНА «ЧИСТЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК» 

ELEGIAC BEGINNING IN I. A. BUNIN’S STORY “PURE MONDAY’’ 

А. И. ОЩЕПКОВА, И. И. СЕМЕНОВА

A. I.  OSHCHEPKOVA, I. I. SEMENOVA 

В данной статье рассматривается проблема элегического модуса в рассказе И.А. Бунина «Чистый понедельник». Цель работы – доказать, что текст этого произведения построен по формуле элегического модуса (Н.Д. Тамарченко). Актуальность и новизна статьи заключаются в том, что рассказ И.А. Бунина впервые рассматривается в элегическом ключе.

This article examines the problem of elegiac mode of the story of I.A. Bunin ‘’Clean Monday’’. The purpose of the work is to prove that text of the work is built on the elegiac mode’s formula (N.D. Tamarchenko). The article’s relevance and novelty lies in the fact that I.A. Bunin’s story was firstly seen in the elegiac manne

Ключевые слова и фразы: элегический модус, элегическая формула, проза, лирический герой.

Key words: elegiac mode, elegiac formula, prose, lyrical hero.

Проблема художественного модуса является в современном литературоведении спорной: исследователи до сих пор не могут прийти к четкому определению этого термина. Так, доктор филологических наук Н.Д. Тамарченко в своей работе наиболее четко обрисовал это явление, говоря о нем, как о «всеобъемлющей характеристике художественного целого <…> том или ином строе эстетической завершенности, предполагающем не только соответствующий тип героя, но и внутренне единую систему ценностей и соответствующую ей поэтику» [3,2008: 55]. Считая, что определение модуса не зависит от литературного жанра, он выделяет восемь модусов художественности: героика, сатира, трагизм, комизм, идиллика, элегизм, драматизм, ирония, распространяющихся, таким образом, на все произведения литературы, вне зависимости от их художественного замысла и «языка» автора.

Говоря о элегическом модусе, мы подразумеваем «разновидность сентиментальности <…> являющаяся плодами эстетического освоения внутренней обособленности частного бытия (нередко в этом смысле употребляется излишне расплывчатый термин лиризм) <…> Элегическое «я» есть цепь мимолетных, самоценных состояний внутренней жизни, оно неизмеримо уже любой своей событийной границы, остающейся в прошлом и тем самым принадлежащей не «мне», а всеобщему бытию других (пушкинское «Брожу ли я вдоль улиц шумных…»). Элегическое переживание есть «чувство живой грусти об исчезнувшем» (эпилог «Дворянского гнезда» И.С. Тургенева)» [5].

В рассказе И.А. Бунина «Чистый понедельник» из  авторского сборника «Темные аллеи», по мнению самого автора, присутствуют элементы элегизма: «Час ночи. Встал из-за стола – осталось дописать несколько страниц «Чистого понедельника». Погасил свет, открыл окно проветрить комнату – ни малейшего движения воздуха… Господи, продли мои силы для моей одинокой, бедной жизни в этой красоте и работе!» На обрывке бумаги в одну из своих бессонных ночей писатель написал: «Благодарю бога, что он дал мне возможность написать «Чистый понедельник»» [1, 1969: 211]

Формула элегического модуса художественности – это «недостаточность внутренней заданности бытия, то есть «я», относительно его внешней данности, то есть событийности, окружающей героя» [3, 2008: 56]. Так, эта формула отчетливо раскрывается в  развязке «Чистого понедельника»: возлюбленная рассказчика посвящает себя к службе Марфо-Мариинской обители. До ухода она не раз намекала на свои намерения, слово «намекала», однако, неуместно: девушка робко затрагивала тему религии, например: «Как хорошо, — сказала она. – И вот только в каких-нибудь северных монастырях осталась теперь эта Русь.…Ох, уйду я куда-нибудь в монастырь, в какой-нибудь самый глухой» [1, 1994: 443]. Герой-рассказчик, ее возлюбленный, говорил об их совместном будущем, но она все время «ускользала» от ответа, останавливала его порыв мечтаний, переживаний, стремлений своим равнодушным взглядом и многозначным ответом. Все перечисленное ведется к тому, что «итальянская красота» [1, 1994: 436] не была в силах рассмотреть мир «персидской красоты» [1, 1994: 436], будучи захваченной собственной целью – стать любимой. Влюбленный даже не допускал мысли о том, что его жизненный настрой может вдруг обрушиться и вся счастливая жизнь, наполненная взаимной любовью, пойдет ко дну. В конечном итоге, сердце его все же грела слепая надежда на вечное счастье вместе с героиней, вне зависимости от всех внешних обстоятельств — готовность встретить все колкости жизни рука об руку с ней.

      Кроме всего прочего, в элегизме, как поясняет Н.Д. Тамарченко, «я» есть цепь мимолетных, самоценных своей невоспроизводимостью состояний внутренней жизни <…> в противном случае,  это есть «чувство живой грусти об исчезнувшем», в котором «я» переживает свою выключенность из дальнейшего течения жизни» [3, 2008: 70]. В рассказе перед нами и предстает своеобразный рассказчик  со своими воспоминаниями о возлюбленной. Его переживания и становится, по нашему мнению, характеристикой не обычного героя прозы, мы наблюдаем явный мотив лирики и присущего ему «лирического героя» [5], который по Тынянову, является «образом поэта в лирике <…> художественного двойника автора, выступающего как жизненная роль, как лицо, наделенное особенностями индивидуальной судьбы, своеобразным внутренним миром» [4].

Так, из эмоционального составляющего воспоминаний героя-рассказчика «Чистого понедельника» можно пронаблюдать следующие качества личности, которые, как правило, и приписывают литературоведы  образу лирического героя: самонаблюдение, искренность, которые появляются в следующих словах: «Я исполнил ее просьбу. И долго пропадал по самым грязным кабакам, спивался, всячески опускаясь все больше и больше. Потом стал понемногу оправляться — равнодушно, безнадежно… Прошло почти два года с того чистого понедельника…» [1, 1994: 447].

Рассказчик является и носителем сознания, и предметом изображения, то есть он стоит между читателем и изображаемым миром. Лирический герой создается на основе чувств, которых пережил сам автор. Он, «лирический герой» этого рассказа, чье имя нам неизвестно, описывает тонкие моменты из их совместной жизни с его возлюбленной, которые на удивление не могут быть поняты самим им. Воспоминания, хранящие в себе неимоверно теплые отрезки из прожитых времен, притягивают рассказчика к печали, к «живой грусти» [3, 2008: 71], как сообщает Н.Д. Тамарченко. Такого рода воспоминание носит название «элегическая красота» [3, 2008: 70]  — это красота невозвратного мгновения, при воспоминании о котором сжимается сердце: элегическое «я» становится самим собою, сжимаясь, отступая от своих событийных границ и устремляясь к ядру личности. Его душевное состояние эволюционирует в течение рассказа: «Она раз навсегда отвела разговоры о нашем будущем; «Странная любовь!» — думал я; твердая просьба не ждать ее больше (в письме); я исполнил ее просьбу; она устремила взгляд темных глаз в темноту, будто как раз на меня… Я повернулся и тихо вышел из ворот» [1, 1994: 435, 437, 447-448].

      Еще одним свойству элегизма – является хронотоп. В элегическом модусе художественности, по словам Н.Д. Тамарченко, «хронотоп выступает как уединение, отстранение от окружающих» [3, 2008: 71]. Рассмотрение и сопоставление хронотопа рассказа «Чистого понедельника» с характеристиками хронотопа элегического модуса разумно начать с самого начала: событие в рассказе Бунина происходит с 1911 по 1912 гг. Перед нами открывается история любовной пары, их имена до самого конца рассказа остаются нам не известны. Героиня в течение произведения нам не понятна, ее поступки, мысли и желания для читателя очень странны и необъяснимы. Как бы ни были глубоки ее переживания, они недоступны для восприятия герою – ее возлюбленному: «она была загадочна, непонятна для меня, странны были и наши с ней отношения» [1, 1994: 435]. Девушка принимает его ласки, отвечает на его чувства тем же — чувствуется полная взаимность любви друг к другу, но отчего же она всецело отказывается разговаривать о свадьбе, об узаконивании их брака? Читателю порой кажется, что героиня словно бы из другого мира, делает все, чтоб не казаться чуждой, обыденной. Но, несмотря на ее выбор времяпровождения: в театрах, на ужинах с героем, ее душа не может смириться с обыденной жизнью общества, частью которого и является ее избранник. Она одинока в светском мире, только в Марфо-Мариинской обители героиня находит покой и умиротворение. Кажется, что она не ушла из дома и от возлюбленного, а, наоборот, нашла его, придя в храм Божий. Таким образом, она отстраняется от всего окружающего и находит спокойствие, уединение только в обители. А ее возлюбленный, как истинный элегический герой, рассказывает, как он со стороны наблюдает за ее тихим, мирным, простым, не понятным ему счастьем: «Но только я вошел во двор, как из церкви показались несомые на руках иконы, хоругви, за ними <…> с большой свечой в руке, великая княгиня; а за нею тянулась такая же белая вереница поющих, с огоньками свечек у лиц, инокинь или сестер, — уж не знаю, кто были они и куда шли <…>  И вот одна из идущих посередине вдруг подняла голову, крытую белым платом, загородив свечку рукой, устремила взгляд темных глаз в темноту, будто как раз на меня… Что она могла видеть в темноте, как могла она почувствовать мое присутствие? Я повернулся и тихо вышел из ворот» [1, 1994: 448].

      Таким образом, делая вывод нашего научного исследования, мы еще раз подчеркнем, что элегический модус в рассказе И. А. Бунина «Чистый понедельник» проявляется в особом выражении чувств автора — рассказчика: в живой грусти об исчезнувшем счастье любить и быть любимым по-настоящему и наяву, в его одиночестве, которое не скрыть и не забыть, и тихой призрачной надежде на счастливое будущее, ведь, как говорят истинные влюбленные, такое чувство не уходит: «И буду ждать, когда и вы узнаете, что такое любовь, счастье!» [1, 1994: 437]. Мы не знаем, что будет с потерянным возлюбленным дальше, на этом рассказ прерывается. Но, все же, опираясь на учебное пособие доктора филологических наук В.И. Тюпы, в которой говорится о том, что «душа героя постепенно угасает, и в конце умирает для всех, но <…> открывает перед собой иную жизнь, более возвышенную, свободную и бескорыстную» [3, 2008: 56], мы можем надеяться также и на обретение  душевного умиротворения и героем-рассказчиком.

Литература

1. Бунин И.А. Темные аллеи. Повести и рассказы. – Екб., 1994. – С. 453
2. Новый мир. Журнал. № 3, 1969. – С. 211
3. Тамарченко Н.Д., Тюпа В.И., Бройтман С.Н. Теория литературы в двух томах. Т.1. — М., 2008. – С. 492.
4. Тынянов Ю.Н. Литературный факт//Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. — М., 1977. — С. 255-270 [электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.philology.ru/literature1/tynyanov-77e.htm
5. Чернец  Л.В. Литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины/ глава В.И. Попа Художественность [электронный ресурс]. Режим доступа: http://uchebniki-besplatno.com/literaturovedenie-uchebnik/popa-hudojestvennost-24428.html

 

Ощепкова Анна Игоревна – кандидат филологических наук, заведующий кафедрой русской литературы ХХ века и теории литературы Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосова, г. Якутск.

Семенова Ирина Ивановна – студентка 4 курса отделения русского языка и литературы филологического факультета Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосова, г. Якутск.