Языковое отражение образа героя волшебной сказки
(на материале русских и якутских сказок)
Linguistic reflection of the image of the fairy tale’s hero
(based on the Russian and the Yakutian fairy tales)
М.В. Тарабукина, М.С. Петров
M.V. Tarabukina, M.S. Petrov
Отечественное сказковедение, истоки которого относятся к первой половине XIX века, накопило немалый опыт в области собирания и издания сказочных текстов. Классические сборники сказок, созданные в большинстве своем собирателями — энтузиастами, заняли достойное место в культурном наследии нашего народа. Наряду с другими фольклорными собраниями, они способствовали раскрытию миросозерцания народа, его художественных вкусов и идеалов.
The domestic history of tales, which origins date from the first half of the XIX century, has accumulated a great experience in the field of collecting and publishing the fairy texts. Classic story-books, created by the majority of enthusiastic collectors, have taken a worthy place in the cultural heritage of our nation. Equally with other folk story-books, they contributed to the disclosure of nation’s worldview, his artistic tastes and ideals.
Ключевые слова и фразы: русские сказки, якутские сказки, языковые средства выражения.
Key words: russian tales, yakutian tales, means of expression
Между разнообразными памятниками устного народного творчества (песнями, пословицами, поговорками, загадками и т д.) весьма видное место занимают сказки, т.е. «устные рассказы, бытующие в народе с целью развлечения, имеющие содержанием необычные в бытовом смысле события и отличающиеся специальным композиционно-стилистическим построением» [Аникин, 1984: 46]. Тесно связанные по своему складу и содержанию со всеми другими памятниками народного слова и несущие в себе множество древних поверий и обрядов, они представляют много любопытного в художественном, этнографическом, философском и лингвистическом отношениях. Так, еще в XIX в. К.С. Аксаков обобщил ходячие представления и отличил сказку от повествовательных песен: «Между сказками и песнями, по нашему мнению, лежит резкая черта. Сказка и песня различны изначала. Это различие установил сам народ, и нам всего лучше прямо принять то разделение, которое он сделал в своей литературе. «Сказка-складна, а песня- быль»,- говорит народ, и слова его имеют смысл глубокий, который объясняется, как скоро обратим внимание на песню и сказку» [Аксаков, 1961: 330]. По мнению К.С. Аксакова, вымысел повлиял на содержание, на изображение в сказках места действия, на характеры действующих лиц. «В сказке очень сознательно рассказчик нарушает все пределы времени и пространства, говорит о тридесятом царстве, о небывалых странах и всяких диковинках» [Аксаков, 1961: 399]. Сказка, как и всякое произведение словесного искусства, отражает реальную действительность. Это отражение — сложный процесс, который включает в себя и оценку действительности.
Сказки делятся на волшебные сказки, сказки о животных и социально-бытовые сказки.
Сказки о животных обычно невелики по объему. Народная фантазия наделяет героев этих сказок чертами человеческого характера, разумом, речью. Во многих сказках о животных народ высмеивает глупость, хвастовство, плутовство, жестокость, лесть, лицемерие и т. д. За внешней простотой, незамысловатостью содержания скрываются глубокие, жизненно важные идеи, составляющие суть морального кодекса народа.
Волшебные сказки — своеобразный вид устной приключенческой литературы народа. Сказочный герой путешествует в «тридевятое царство, тридесятое государство». Здесь его поджидают чудеса, неожиданные испытания, здесь ему нередко угрожает смерть. Но все в волшебных сказках заканчивается благополучно — чаще всего женитьбой Ивана- царевича или Ивана — дурака на распрекрасной царевне. В сказках часто повествуется о счастливых королях и королевах, которым бог послал единственного сына или единственную дочь. Эти принцы и принцессы, царевичи или царевны всегда приносят с собой очарование красоты и счастья. Даже самые опасные приключения, не свободные от интервенции нечистой силы, предсказанные заранее какой-нибудь своенравной волшебницей, в этих повествованиях происходят только для того, чтобы подчеркнуть фатальную удачу избранного существа. Даже смерть фигура непобедимой мрачности и предельного постоянства остается в дураках при встрече с таким принцем; находятся и добрые волшебники, и услужливые поставщики живой и мертвой воды. Для читателя и зрителя в этих счастливых героях есть какая- то оптимистическая прелесть. Именно благодаря волшебным сказкам утвердилось мнение, что во всех сказках все мытарства героя заканчиваются счастливо, благополучно.
Социально-бытовые сказки ярко показали острые противоречия феодального общества. Человек- труженик, создающий материальные и духовные ценности, живет в кабале, в унижении, а его классовые враги, помещики и попы, живут в богатстве, в безделье. Но это — изначальная ситуация в сказках. В дальнейшем, все происходит по принципу: «Кто не работает, тот не ест». Интересно также отметить, что, разбогатев, мужик не перестает трудиться. В социально-бытовых сказках отражается вера народа в возможность мира, его мечты о счастливом будущем.
Довольно долгое время связывал народ утверждение на земле справедливости с именем царя. Считалось, что царя окружают нечестные, тщеславные, глупые бояре и приближенные. В сказках они высмеиваются зло и остро (например, в сказках «Горшеня», «Елевы мишки»), царь же изображается мудрым человеком, наказывающим глупцов и награждающим умного мужика. Но в сказке «Царь и портной» царь показан уже таким же, как и его приближенные: презирающим простого человека, глуповатым и смешным. Значительная часть социально-бытовых сказок принадлежит к числу антирелигиозных, антицерковных. В сказках сатирически изображены все служители церкви, но больше всех досталось грубым, жадным, необразованные попам. Сказка не щадит никого — ни барина, ни попа, ни мужика, ни его жену. В сказках высмеиваются народные суеверия, беспросветная глупость тех, кто верит в загробную жизнь, в чудеса, в «святые явления», и т. д.
Якутские сказки обратили на себя внимание ученых со второй половины XIX в. Впервые записал их И.А.Худяков.
Всего до революции было издано 12 текстов якутских сказок и 16 вариантов в переводах и пересказах. С конца 1930-х годов Якутский НИИЯЛИ стал систематически собирать произведения фольклора, организуя с этой целью фольклорно-диалектологические экспедиции. До выпуска «Якутских сказок» в двух томах Г. У. Эргиса было издано всего 32 текста и столько же переводов сказок в отдельных фольклорных сборниках. Сборник якутских сказок Г. У. Эргиса, изданный в 1964-1967 гг., является первой крупной научной публикацией народных сказок. Он содержит 132 текста с переводом на русский язык. В настоящее время исследователями собрано более 600 записей сказок, составляющих всего 400 сюжетов.
Состав якутских волшебных сказок, отличается значительным своеобразием. В сказочном репертуаре якутов немалую долю занимают русские заимствованные сказки. Влияние русских сказок на якутские отмечали многие фольклористы и этнографы еще в прошлом веке. Так, И. А. Худяков установил влияние русского народного творчества на якутские сказки, пословицы и загадки. Он писал: «Вместе с появлением русских, русское влияние отметило себя даже на самых коренных якутских сказках.
К якутам перешли и русские волшебные сказки об Илье Муромце и др.; они рассказываются якутами довольно подробно и еще с большей живостью, чем русскими сказочниками. [ Худяков И.А, 1969: 373]
Исследователь Г. У. Эргис писал: «Большое влияние на развитие якутского народного творчества оказали русская культура и фольклор. В народной среде широко бытовали сказки об Иване-крестьянском сыне, побеждающем богачей, купцов и попов, о двух братьях — богатом и бедном, о Коньке-горбунке, а также пересказы былин об Илье Муромце, Святогоре-богатыре и др. [Эргис Г.У, 1974: 230-231]
В заимствованные сказки органично входят местные реалии, в них тесно переплетаются языческие и христианские верования, фантастика двух сказочных традиций, мотивы и эпизоды якутских сказок.
Система персонажей якутской волшебной сказки также пополнилась новыми образами: Ивана-царевича, бабы-яги, царей, сатаны и др. Характерно, что в нее вошли прежде всего те персонажи, которые по своим функциям совпадали с традиционными и были связаны с тем кругом сюжетов, которые заимствовал якутский фольклор. Те же персонажи русских сказок, которые были чужды и непонятны якутам, не сумели привиться. Так, популярный русский сказочный персонаж Кощей Бессмертный совершенно неизвестен якутской сказке, не были восприняты такие персонажи, как Морозко, черт и т.д. В этом подтвердилось высказывание А.Н.Веселовского: «. нельзя отрицать у народа, подверженного сказочному наплыву, права и желания выбора: одно запоминается лучше, чем другое, потому что интереснее; являются излюбленные сказочные герои, кругом которых циклизуются пришлые и свои рассказы. Усвоение пришлого сказочного материала немыслимо без известного предрасположения к нему в воспринимающей среде».
Заимствованные персонажи как бы накладывают на аналогичных героев якутской сказки и приобретают черты национальных персонажей, выполняя их функции. Так, образ Ивана-царевича во многом совпадает с образами героев-богатырей, баба-яга становится во всем похожей на женщину-абаасы, а царь ничем не отличается от богача ХараХаана, т.е. новые персонажи берут на себя функции традиционных древних персонажей. [Веселовский, 1938: 221]
Каждый жанр фольклора имеет свои излюбленные стилистические приемы. Так, гиперболы чаще встречаются в былинах, символы — в традиционных лирических песнях, сравнения — в пословицах и поговорках. Особенно широкое употребление какого-нибудь тропа в том или ином жанре объясняется тем, что этот троп больше всего отвечает специфическим особенностям данного жанра в художественном отражении действительности.
Сказкам всех народов, в том числе русским и якутским, свойственны почти все приемы языковой выразительности. В подавляющем большинстве сказок можно встретить приемы метафор. Предметы в текстах сказок сопоставляются:
1) По цвету. В сказке «Иван-царевич и серый волк», «росла в саду яблоня с золотыми яблоками; серый волк поскакал — синие леса мимо глаз пропускает; поймал коня златогривого, да позарился на уздечку — она золотом, дорогими камнями убрана».
2) Предметы сопоставляются по особенностям их движения: в сказке «Хаврошечка», «яблоки висели низко, под руками были, а туту поднялись высоко, далеко над головами, подошла Хаврошечка- веточки к ней приклонились и яблочки к ней опустились».в сказке «Марья Моревна», «можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать ее, смолотить, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб поесть да тогда вдогон ехать- и то поспеем. Кощей поскакал, догнал Ивана- царевича».
В сказках можно встретить олицетворение. Неодушевленные предметы наделяются живыми чувствами, качествами, присущими человеку или животному. Например, в сказке «По щучьему велению»: «ведра сами пошли в гору, а топор выскочил из-под лавки — и на двор, и давай дрова колоть, а дрова сами в избу идут и в печь лезут, печь сама пошла по улице, по дороге, прямо к царю». Также в сказках можно встретить эпитеты и сравнения. Например, эпитет туорахарах- в значении «поперечноглазый или косоглазый». В сказках, с точки зрения зверей, глаза у людей расположены поперек лица, а не с обеих сторон, как у звериной головы. В переносном смысле «туорахарах» значит чужой человек, чужеродец или иноплеменник. Иккиатахтаах- двуногий, род человеческий, эпитет человека в фольклоре в отличие от туортатахтаах- четвероногих животных. В русских сказках встречаются постоянные эпитеты— это один из тропов народной поэзии: слово- определение, устойчиво сочетающееся с тем или иным определяемым словом и обозначающее в предмете какой-нибудь характерный, всегда наличествующий родовой признак чистое поле, богатырский конь, красна девица, добрый молодец. В сказке «Морской царь и Василиса Премудрая», «чей ты, дорожный человек, добрый молодец, да откуда?». В сказке «Царевна — Лягушка», «уложила квакушка царевича спать, а сама сбросила с себя лягушачью кожу и обернулась красной девицей Василисой Премудрой — такой красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером описать». Одним из основных изобразительных средств являются сравнения. Сравнение помогает живо, красочно передавать признак предмета. В якутских народных сказках девушка сравнивается со стерхом — белым журавлем, а парни- с серыми журавлями. Эти сравнительные образы употребляются и как эпитеты девушек и парней. Например, в русской сказке «О молодильных яблоках и живой воде» встречается такое сравнение: «входит Иван- царевич в терем, а там спят: по одну сторону шесть поленниц- девиц — богатырок и по другую сторону шесть, а посередине разметалась девица Синеглазка, спит, как сильный речной порог шумит». В сказке «Иван Бесталанный и Елена Премудрая», «пошел Иван в тот амбар, что всегда взаперти стоял, открыл его, глядит — там золота много, кусками оно лежит, и камни, как жар, горят, и еще добро было, которому Иван не знал имени». В этой же сказке «в чулане том висело самоцветное женское платье; оно сияло, как ясное небо, и свет, как живой ветер, шел по нему». Гипербола встречается в сказке «Марья Моревна», «Вдруг выходит на небо туча черная, встает гроза страшная; страшным вихрем вылетел в окно, нагнал на дороге Марью Моревну». В сказке «О молодильных яблоках и живой воде», «не губи ты меня, девица Синеглазка, лучше возьми за белые руки, подними с сырой земли, поцелуй в уста сахарные». Народное творчество не прошло мимо и антитезы. В сказке «Заяц-хваста», «летом ему было хорошо, а зимой плохо», в сказке «Нет козы с орехами», «огонь нейдет камень палить, камень нейдет топор тупить, топор нейдет дубье рубить, дубье нейдет бить, люди нейдут медведя стрелять, медведь нейдет драть, волк нейдет козу гнать».
Литература
- Эргис Г.У. Очерки по якутскому фольклору. М., 1974, с. 230-231.
- Худяков И.А. Краткое описание Верхоянского округа. Л., 1969, с. 373.
- Собрание сочинений А.Н.Веселовского, т. 16, М.-Л., 1938, с. 221.
Тарабукина Марфа Васильевна — кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка филологического факультета СВФУ им. М.К. Аммосова, г. Якутск.
Петров Мичил Сергеевич — студент 5 курса филологического факультета СВФУ им. М.К. Аммосова, г. Якутск.