«ТОЧКИ ЗРЕНИЯ» В ПЛАНЕ ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННОЙ ХАРАКТЕРИСТИКИ В РАССКАЗЕ М.А. ШОЛОХОВА «РОДИНКА»
«POINT OF VIEW» IN TERMS OF THE SPATIAL-TEMPORAL CHARACTERISTICS IN M.A. SHOLOHOV’S STORY «THE MOLE»
А.И. Ощепкова, Т.А. Дьячковская, А.А. Николаева, Л.А. Созонова
A.I. Oshchepkova, T.A. Dyachkovskaya, A.A. Nicolaeva, L.A. Sozonova
В статье рассматриваются точки зрения пространства и времени на материале рассказа М.А. Шолохова «Родинка». Концепция известного филолога и семиотика Б.А. Успенского позволяет определить особенности авторской точки зрения в художественном тексте. Представлен анализ рассказа М.А. Шолохова «Родинка» в контексте пространственно-временной характеристики.
The article discusses the point of view of space and time based on the story by M. A. Sholokhov “The Mole”. The concept of the well-known philologist and semiotics B. A. Uspensky assumption allows determining the peculiarities of the author’s point of view in a literary text. Presents an analysis of M. A. Sholokhov’s story «The Mole» in the context of spatial-temporal characteristics.
Ключевые слова: точка зрения, пространство, время.
Key words: point of view, space, time.
Проблема точки зрения и его определения в структуре художественного произведения является центральным объектом работы Б.А. Успенского «Поэтика композиции». В данной статье нами предпринята попытка выявить и определить точки зрения пространства и времени в рассказе М.А. Шолохова «Родинка».
Пространство в рассказе «Родинка», в большинстве своем, осуществляется путем «пространственно неопределенной позиции, при которой ему дано знать и видеть не только то, что делается в одной комнате, но и то, что делается во всем доме или в других местах» [1, 1995:82]. Но в рассказе можно выделить совпадение позиций повествователя и персонажа. Описание хаты, где живет Николка дается читателю с пространственно неопределенной позиции, но, вместе с тем, повествователь незримо присутствует рядом с Николкой и перевоплощается в него, принимая его психологию и фразеологию: «Стыдится Николка своих восемнадцати годов. Всегда против ненавистной графы «возраст» карандаш ползет, замедляя бег, а Николкины скулы полыхают досадным румянцем» [2]. Так, а данном примере видно, что словосочетания «стыдится Николка» указывает на психологическое отношение героя к своему возрасту, а словосочетание «ненавистная графа» из второго предложения, можно, идентифицировать как слова самого Николки.
Подобным же образом дан и Николка: «Плечист Николка, не по летам выглядит. Старят его глаза в морщинках лучистых и спина, по-стариковски сутулая,- мальчишка ведь, пацаненок, куга зеленая, говорят шутя в эскадроне,- а подыщи другого, кто бы сумел почти без урона ликвидировать две банды и полгода водить эскадрон в бои и схватки не хуже любого старого командира!» [2], но его описании, в большей степени, носит психологический характер, что дает также возможность предположить о психологической точке зрения на героя.
В рассказе «Родинка» мы также находим два примера использования последовательного описания, т.е. перехода «от одной детали к другой — и уже самому читателю предоставляется возможность смонтировать эти отдельные описания в одну общую картину» [1, 1995:83]. В этом плане, следует отметить, начало рассказа: «На столе гильзы патронные, пахнущие сгоревшим порохом, баранья кость, полевая карта, сводка, уздечка наборная с душком лошадиного пота, краюха хлеба. Все это на столе, а на лавке тесаной, заплесневевшей от сырой стены, спиной плотно к подоконнику прижавшись, Николка Кошевой, командир эскадрона сидит» [2]. Подобную последовательность описания мы встречаем и в начале третьей части рассказа: «По кочковатому летнику по колеям, ветрами облизанным, мышастый придорожник кучерявится, лебеда и пышатки густо и махровито лопушатся. По летнику сено когда-то возили к гумнам, застывшим в степи янтарными брызгами, а шлях улегся бугром у столбов телеграфных. Бегут столбы в муть осеннюю, белесую, через лога и балки перешагивают, а мимо столбов шляхом глянцевитым ведет атаман банду…». Здесь автор через последовательное описание движущих предметов, передает движение казаков, которые скачут по полю.
Иногда последовательное описание в рассказе осуществляется через взгляд конкретного персонажа. Таким образом построено описание, которое передано читателю глазами Лукича: «С утра прихворнул Лукич: покалывало в поясницу, от боли глухой ноги сделались чугунными, к земле липли. Шаркал по мельнице, с трудом передвигая несуразное, от костей отстающее тело. Из просорушки шмыгнул мышиный выводок; поглядел кверху глазами слезливо-мокрыми: под потолком с перекладины голубь сыпал скороговоркой дробное и деловитое бормотание. Ноздрями, словно из суглинка вылепленными, втянул дед вязкий душок водяной плесени и запах перемолотого жита, прислушался, как нехорошо, захлебываясь, сосала и облизывала сваи вода, и бороду мочалистую помял задумчиво…». В данном отрывке происходит смена точки зрения: происходящее сначала ведется от лица повествователя, который непосредственно присутствует рядом, но потом описание мышей и голубя мы видим глазами Лукича. В последующем точка зрения вновь возвращается к повествователю.
В рассказе также используется «немая сцена». «Немая сцена» указывает на удаленность позиции наблюдателя (до него как бы не доходят — в силу его удаленности — голоса описываемых лиц, но он может их наблюдать). Эта удаленная позиция дает возможность достаточно обобщенного показа [1, 1995:90]: «Держись!.. Тачанок не кидать!.. К перелеску… К перелеску, в кровину мать! — кричал атаман, привстав на стременах» [2].
Отсчет времени (хронология событий) может вестись автором с позиций какого-либо персонажа или же со своих собственных позиций. Повествование ведется в строго последовательном порядке, причем на разных этапах изложения используются точки зрения разных действующих лиц:
Николка: «Хотел он на другую квартиру перейти, да так и не перешел, остался до осени. Утром морозным на крыльцо вышел Николка, хрупкую тишину ломая перезвоном подкованных сапог. Спустился в вишневый садик и лег на траву, заплаканную, седую от росы».
Лукич: «Зарею стукнули первые заморозки. Серебряной проседью брызнуло на разлапистые листья кувшинок, а на мельничном колесе поутру заприметил Лукич тонкие разноцветные, как слюда, льдинки».
Атаман: «Солнце закрылось тучей, и на степь, на шлях, на лес, ветрами и осенью отерханный, упали плывущие тени» [2].
Вместе с тем, временная организация рассказа построена на совмещении различных временных планов, в частности, настоящего и прошлого. В рассказе это характерно для двух персонажей – Николки и атамана. При этом, стоит отметить, что при организации времени персонажи выступают в качестве носителей авторской позиции, что особенно это заметно в фразеологии повествования: «Давно это было. Пропал в германскую войну Николкин отец, как в воду канул. Ни слуху о нем, ни духу. Мать померла» и «Плен германский, потом Врангель, в солнце расплавленный Константинополь, лагерь в колючей проволоке, турецкая фелюга со смолистым соленым крылом, камыши кубанские, султанские, и — банда» [2]. В этом же проявляется множественность временных позиций, т.е. последовательно меняется точка зрения. данном рассказе это осуществляется посредством описания событий с точек зрения разных героев.
Во многих случаях средством выражения временной позиции повествования выступает форма грамматического времени. Так, видовременные формы глагола имеют непосредственное отношение не только к лингвистике, но и к поэтике.
«Помилуй, жалкенький мой! За что ты меня? — Шапчонку сдернул Лукич, на колени жмякнулся, руки волосатые атамановы хватал, целуя…
— Говори: красные тебе любы?
— Прости, болезный!.. Извиняй на слове глупом. Ой, прости, не казни ты меня, — голосил старик, ноги атамановы обнимая.
— Божись, что ты не за красных стоишь… Да ты не крестись, а землю ешь!..
Ртом беззубым жует песок из пригоршней дед и слезами его подмачивает.
— Ну, теперь верю. Вставай, старый!
И смеется атаман, глядя, как не встанет на занемевшие ноги старик. А из закромов тянут наехавшие конные ячмень и пшеницу, под ноги лошадям сыплют и двор устилают золотистым зерном» [2].
Таким образом, фиксация точки зрения осуществляется употреблением глагольных форм настоящего времени, тогда как использование глаголов в прошедшем времени отмечает переходы к новому описанию.
Так образом, анализ пространственно-временная характеристика рассказа М.А. Шолохова «Родинка» показывает, что организация пространства в рассказе осуществляется, главным образом, через пространственно неопределенную позицию автора, но в рассказе нами выделены примеры совпадения позиции повествователя и персонажа, последовательного описания и так называемой «немой сцены». Временная организация рассказа осуществляется путем совмещения временных планов, в частности, в рассказе «Родинка» совмещены настоящее и прошлое время. Также, организация времени в рассказе «Родинка» происходит на грамматическом уровне, что проявляется в употреблении тех или иных глагольных форм.
Литература
1.Успенский, Б.А. Семиотика искусства / Б.А. Успенский. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. — 360 с.
2.Шолохов, М.А. Родинка [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.lib.ru/PROZA/SHOLOHOW/rodinka.txt
Ощепкова Анна Игоревна – кандидат филологических наук, доцент кафедры русской литературы ХХ века и теории литературы Северо-Восточного федерального университета имени М. К. Аммосова, г. Якутск.
Дьячковская Туйаара Александровна – магистрант 1 г.о. филологического факультета Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосова, г. Якутск.
Николаева Анастасия Алексеевна — магистрант 1 г.о. филологического факультета Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосова, г. Якутск.
Созонова Лидия Алексеевна — магистрант 1 г.о. филологического факультета Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосова, г. Якутск.