ЭКФРАСИС В РОМАНЕ В.В. НАБОКОВА «ЗАЩИТА ЛУЖИНА»
EKPHRASIS IN V.V. NABOKOV’S NOVELS «THE LUZHIN DEFENSE»
Л.И. Румянцева, Т.А. Дьячковская
L.I. Rumyantseva, T.A. Dyachkovskaya
В статье выявляются особенности функционирования экфрасиса на материале романа В.В. Набокова «Защита Лужина». Дается определение термина «экфрасиса» и классификация Е.В. Яценко, с помощью которого представлен анализ экфрасисов. Также представлен анализ живописного экфрасиса, который занимает доминирующее место среди других видов искусств.
The article reveals peculiarities of functioning of ekphrasis in the material of V. V. Nabokov’s novels «The Luzhin defense». The definition of the term «ekphrasis» and E. V. Yatsenko’s classification, which presents an analysis of ekphrasis. Also presents the analysis of the painting ekphrasis, which occupies a dominant place among other arts.
Ключевые слова: экфрасис, синтез искусств, Набоков.
Key words: ekphrasis, a synthesis of arts, Nabokov.
Рубеж XIX-XX вв. в истории западноевропейского и русского искусства ознаменовался завершением классической художественной культуры и переходом к периоду неклассического искусства. Традиционное сознание стремительно выходит за рамки веками существовавших взглядов на идейно-ценностные ориентиры и каноны, преодолевая границы искусства, вплотную приблизившись к воплощению идеи «тотального произведения искусства», одним из средств которого был экфрасис. Использование экфрасиса было способом преодолеть условность знака, попыткой выйти за границы искусства вообще.
Современные работы, посвященные проблеме изучения экфрасиса, опираются на классические труды Г.Э Лессинга. Исследованиям экфрасиса, его различным видам, истории и функционированию посвящены работы Л. М. Геллера, в которых он пытается сформировать единый подход к пониманию экфрасиса. Также проблеме изучения и типологии посвящены работы Е. Берар, Н. В. Брагинской, Е.В. Яценко.
Термин «экфрасис» (или «экфраза») восходит к Античности и изначально представлял собой особый риторический прием, главное в котором состояло в подробном и ярком описании, посредством которого достигалась визуализация образа. Если в Античности и Средние века к понятию «экфрасис» относили чисто пространственные виды искусства, такие как живопись, архитектура и скульптура, то современное литературоведение включает в данный термин и временные формы изображения действительности: кино, музыку, пение и танец.
Таким образом, экфрасис как словесное описание реальных или вымышленных произведений искусства является одной из форм синтеза искусств. Согласно А. И. Мазаеву, «синтез искусств – это не просто контактная связь разных искусств, но органическое соединение их в одно художественное целое, которое не сводится к простой сумме слагаемых, а представляет собой качественно новое художественное явление и самостоятельную ценность» [6, 1992: 29]. Экфрасис, в соответствии с классификацией, разработанной Г. Лундом, относится к такой разновидности синтеза искусств, как трансформация. В отличие от комбинации и интеграции, при трансформации происходит не просто сращение или слияние различных видов творчества, но их взаимное проникновение, когда одно искусство как бы имитирует другое [4, 2002: 6]. В случае с экфрасисом приемы и средства изобразительных искусств трансформируются в словесную форму и начинают работать в литературном произведении.
Подробная классификация экфрасисов изложена в работе Е.В. Яценко «Любите живопись, поэты…». Экфрасис как художественно-мировоззренческая модель». В этой работе он выделяет различные виды экфрасисов, среди которых наиболее распространенными являются: по способу описания экфрасисы делятся на прямые и косвенные экфрасисы; по объему экфрасисы можно разделить на полные, свернутые, нулевые; По авторской принадлежности экфрасис делится на монологический и диалогический; с точки зрения способа подачи в тексте экфрасисы делятся на цельные и дискретные; по времени появления в тексте экфрасисы могут быть первичными и вторичными [9].
Особый интерес в плане исследования экфрасиса представляет роман В.В. Набокова «Защита Лужина». Роман В.В. Набокова «Защита Лужина», опубликованный в 1929-1930-х годах в журнале «Современные записки», является одним из наиболее известных романов писателя. В романе главным героем является гениальный шахматист, окружающая действительность которого представляется ему точно просчитанной шахматной игрой.
В большинстве своем, экфрасис в романе «Защита Лужина» вводится посредством самого распространенного способа – через описание интерьера. Подобным образом у него представлены дагерротип деда, портрет Пушкина, бронзовый мальчик со скрипкой, картина с гимназистом, натюрморт с персиками, фотография военного оркестра и отца, фальшивый гобелен, портрет хозяйского дедушки и т.д.
Во многих случаях экфрасис в тексте романа полуфункционален. Он может обладать пророческой или символической функцией, что мы встречаем на примере изображения черепа на телефонной книжке.
Экфрасис также является опосредованным «высказыванием чувств» и может использоваться для психологического анализа героя, что актуализировано в изображении «поезда на мосту, перекинутом через пропасть», сделанный самим Лужиным и который отражает его внутреннее состояние вскоре после женитьбы. Сюда же можно отнести «фотографии испуганных женщин и хищно прищуренных мужчин»: «А на одной был бледный человек с безжизненным лицом в больших американских очках, который на руках повис с карниза небоскреба, — вот-вот сорвется в пропасть» [7, 2001: 169-170].
Экфрасис у Набокова описывает как вымышленные произведения искусства, так и реально существующие. Л. Геллер говорит о том, что описание вымышленных картин «подчиняется либо нарративной, либо топической, но не живописной логике» [4]. Тем важнее для нас та форма, в которую писатель их облекает. При этом, иногда описание реально существующих экфрасисов производится косвенным способом посредством сравнения с визуальным образом.
Говоря о «синтезе искусств», стоит отметить, что в романе «Защита Лужина» доминирующее место среди других видов искусств занимает живопись. Умение В.В. Набокова интерпретировать живописные и графические произведения проявляется в различных моментах реализации творческих замыслов. Изобразительный, зрелищный мир диктует и своеобразный метод наблюдения и предстаёт отпечатком ускользающего бытия самому Набокову, осваивающему приёмы живописи в словесном искусстве. [3, 2007: 192].
Стоит отметить, что Набоков при описании живописных полотен в романе придерживается, в основном, черно-белой палитры красок. Примечателен в этом плане и выбор живописных жанров, в рамках которого и осуществляется черно-белая тенденция изображения: дагерротип, гравюра, фотография, рисунки углем и кино. В этом прослеживается, во-первых, сюжетное соотношение определенной цветовой гаммы с игрой в шахматы; во-вторых, сочетание черного и белого представляет собой единство и неразрывность противоположных начал; в-третьих, подобное сочетание раскрывает психологическое состояние главного героя.
Другим встречающимся цветом в романе «Защита Лужина» является красный. Наиболее ярким в этом отношении является картина с бабой. Этот живописный экфрасис примечателен во многих отношениях. Во-первых, из всех описанных в романе живописных картин, картина с бабой представлена читателю наиболее подробно; во-вторых, в сюжетном отношении, картина с бабой является своеобразной ретроспективой к прошлому главного героя, в-третьих, с точки зрения классификации В.Я. Яценко, представляет собой вторичный экфрасис, который достигается путем пародирования.
Так, при описании картины бабы, Набоков обращает внимание на ее кумачовый платок. Согласно словарю С.И. Ожегова, кумач представлял собой хлопчатобумажную ткань, которую традиционно окрашивали в ярко-красный цвет [8, 2011: 261]. Красный цвет имеет, возможно, самое широкое и весьма противоречивое по своему многообразию символическое значение. С одной стороны, красный цвет ассоциируется у многих народов с властью, красотой и любовью, а с другой, также является символом войны, крови и мести. Подобное акцент на этой детали, можно объяснить также с точки зрения политической ситуации России 20-30-х годов ХХ века, что четко прослеживается путем сравнения с первичным экфрасисом: «Справа, на огромном тюке, сидела девочка и, подперев ладонью локоть, ела зеленое яблоко. …Он оглянулся. Девочка ела яблоко; человек в крагах смотрел вдаль; все было спокойно» [7, 2007: 19]. На данном примере Набоков не акцентирует свое внимание к деталям одежды на девочке.
Также, используя классификацию В.Я. Яценко, можно отметить, что Набоков при изображении живописного или фотографического изображения ограничивается ее местонахождением, ее частичным содержанием и общим впечатлением, что позволяет определить их как свернутые экфрасисы, например: «Лужин, улыбаясь одной стороной рта, взял рисунок и оглядел стены кабинета. Около двери уже висело одно его произведение: поезд на мосту, перекинутом через пропасть. В гостиной тоже было кое-что: череп на телефонной книжке. В столовой были очень круглые апельсины, которые все почему-то принимали за томаты. А спальню украшал углем сделанный барельеф и конфиденциальный разговор конуса с пирамидой» [7, 2001: 143]. Но, вместе с тем, в романе есть полный экфрасис, который представлен описанием киносценария: «И опять раздался невыносимо знакомый голос: Валентинов, чтобы не терять времени, заговорил с Лужиным, еще только подходя к двери, и, когда дверь открыл, то продолжал начатую фразу: «…крутить новый фильм. Манускрипт сочинен мной. Представь себе, дорогой, молодую девушку, красивую, страстную, в купе экспресса. На одной из станций входит молодой мужчина. Из хорошей семьи. И вот, ночь в вагоне. Она засыпает и во сне раскинулась. Роскошная молодая девушка. Мужчина, — знаешь, такой, полный соку, — совершенна чистый, неискушенный юнец, начинает буквально терять голову. Он в каком-то трансе набрасывается на нее (…и Валентинов, вскочив, сделал вид, что тяжело дышит и набрасывается…). Он чувствует запах духов, кружевное белье, роскошное молодое тело… Она просыпается, отбрасывает его, кричит (…Валентинов прижал кулак ко рту и выкатил глаза…), вбегает кондуктор, пассажиры. Его судят, посылают на каторгу. Старуха мать приходит к молодой девушке умолять, чтобы спасли сына. Драма девушки. Дело в том, что с первого же момента — там, в экспрессе — она им увлеклась, увлеклась, увлеклась, вся дышит страстью, а он, из-за нее, — понимаешь, вот в чем напряжение,- из-за нее отправлен на каторгу». Валентинов передохнул и продолжал более спокойно: «Дальше следует его бегство. Приключения. Он меняет фамилию и становится знаменитым шахматистом, и вот тут-то, мой дорогой, мне нужно твое содействие. У меня явилась блестящая мысль. Я хочу заснять как бы настоящий турнир, чтобы с моим героем играли настоящие, живые шахматисты. Турати уже согласился, Мозер тоже. Необходим еще гроссмейстер Лужин…» [7, 2001: 170]. В отличие от свернутого экфрасиса, данный пример экфрасиса примечателен тем, что он еще дан в речи персонажа, в частности, Валентинова, т.е. он также является монологическим экфрасисом.
Таким образом, проанализировав экфрасис в романе В.В. Набокова «Защита Лужина», мы видим, что экфрасис у Набокова вводится посредством описания интерьера. Вместе с тем, произведения искусства отражают внутренний мир главного героя и выполняет определенную символическую функцию. Особенностью экфрасиса у Набокова является то, что Набоков редко использует развернутый полный экфрасис. В большинстве своем, мы находим у него примеры нулевых и свернутых экфрасисов. В жанровом плане наиболее перспективной нам кажется изучение живописного экфрасиса, который занимает доминирующее место среди описываемых произведений искусств у Набокова.
Литература
1.Берар, Е. Экфрасис в русской литературе ХХ века / Е. Берар // Экфрасис в русской литературе. Сборник трудов Лозаннского симпозиума: под ред. Л.М. Геллера. — М.: МИК, 2002. — С. 142-155.
2.Брагинская, Н.В. Экфрасис как тип текста (к проблеме структурной классификации) Н.В. Брагинская // Славянское и балканское языкознание. — М.: Наука, 1977. – С.259-283.
3.Вострикова, А.В. Взаимодействие искусств в творческом осмыслении В.В. Набокова (русскоязычная проза крупных жанров): дисс.. … канд. филол. наук: 10.01.01 / Вострикова Анна Владимировна. — М., 2007. — 214 с.
4.Геллер, Л.М. Воскрешение понятия, или Слово об экфрасисе / Л.М. Геллер// Экфрасис в русской литературе: труды Лозаннского симпозиума: под ред. Л.М. Геллера. – М.: Издательство «МИК», 2002. – 216 с.
5. Лессинг, Г.-Э. Избранное / Г.-Э. Лессинг. – М.: Худож. лит., 1980. – 574 с.
6. Мазаев, А. И. Проблема синтеза искусств в эстетике русского символизма / А. И. Мазаев. – М.: Наука, 1992. – 326 с.
7. Набоков, В.В. Избранное / В.В. Набоков. – М.: ООО «Издательство «АСТ»: ООО «Агентство «КРПА «Олимп», 2001. – 640 с.
8. Ожегов, С.И. Толковый словарь русского языка / С.И. Ожегов. – Под ред. проф. Л.И. Скворцова. – 27-е изд., испр. – М.: ООО «Издательство «Оникс»: ООО «Издательство «Мир и Образование», 2011. — 736 с.
9. Яценко Е.В. «Любите живопись, поэты.»: Экфрасис как художественно-мировоззренческая модель // Вопросы философии. — 2011. — № 11. — С. 47-57.
Румянцева Лена Иннокентьевна – кандидат филологических наук, доцент кафедры русской литературы ХХ века и теории литературы Северо-Восточного федерального университета имени М. К. Аммосова, г. Якутск.
Дьячковская Туйаара Александровна – магистрант 1 г.о. филологического факультета Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосова, г. Якутск.