ОБРАЗ ПРИРОДЫ В СЕВЕРНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
(НА ПРИМЕРЕ ТВОРЧЕСТВА Е. АЙПИНА)
THE IMAGE OF THE NATURE IN NORTHERN LITERATURE
(AS EXAMPLIFIED BY E.AYPIN’S CREATVE WORK)
С. А. Исакова
S. A. Isakova
В статье приводится обзор критической литературы о восприятии и изображении природы писателей северной литературы на примере рассказа хантыйского прозаика Е.Айпина «Медвежье горе». Рассматриваются ритуалы, обычаи, связанные с образом медведя и их отражение в хантыйской литературе. Представлен анализ произведения, в контексте которого выявляется образ медведя, как символ единения человека и природы.
The article presents a review of critical literature on perception and the image of nature by northern literature authors as exemplified by the story “Bear grief” by a Khanty prose writer E.Aipin. Rituals and customs connected with the image of a bear and their reflection in the Khanty literature are observed. The article suggests the analysis of the story in the context of which the image of a bear is found as a symbol of solidarity of Man and Nature.
Ключевые слова и фразы: Е. Д. Айпин, хантыйская литература, образы природы, образ-символ.
Key words:E.D.Aipin, Khanty literature, image of nature, image-symbol
Традиционно под природой в литературоведении понимают внешний мир, для которого характерны «и описания животных, растений, их, так сказать, портреты, и, наконец, собственно пейзажи (фр.pays — страна, местность) — описания широких пространств»[10,1999:133]. По справедливому замечанию М.Эпштейна, природа в литературе не просто «эстетическое своеобразие» словесного произведения искусства, но и «система устойчивых мотивов»[12,1999:109].
Однако, все эти определения кажутся нам не совсем исчерпывающими при изучении образа природы в художественном наследии писателей Северной литературы. Рассматривая художественно-литературный опыт северных авторов, нельзя не заметить характерную черту северной литературы — ее органическую связь с миром природы. Нивхский писатель В. Санги отмечает: «Северный человек во все времена обращался к природе, как равный к равному, как к собеседнику-другу, как к соучастнику человеческой повседневности. С природой северный человек делится своим сокровенным, обращается к ней в дни печали и радости, ищет и находит в ней надежного товарища-помощника» [9,1985: 476].
Знаменательны и другие высказывания писателей, в которых дается оценка отношения северянина к миру родной природы. Эта оценка производится не с индивидуально авторской точки зрения, а с позиции народа, представителем которого является данный писатель. Так, мансийский поэт Ю. Шесталов писал: «Народы Севера маленькие, как орешки на огромном и величественном кедре. Но и у нас есть свое, то, чего нет у других народов: свои легенды, песни, умение с улыбкой жить в суровых условиях нашего Севера» (Югорская колыбель). В контексте отмечается тематическая обусловленность образного сравнения с опорой на реалии природы (маленькие, как орешки на огромном и величественном кедре) [11,1972:476].
Анализируя труды исследователей северной литературы, находим следующие определения: «…белое безмолвие тайги человеческая фантазия заселяла злыми и добрыми духами – так рождались волшебные сказки, легенды и мифы, которые в условиях слитой с природой, погруженной в ее стихию жизни кочевников-оленеводов и охотников воспринимались не менее реально, чем сама жизнь»[2,1974:160] или «…вера в злых духов, суеверный страх перед хозяином тайги – медведем, которого никто из охотников не смеет называть по имени, чтобы не обидеть его — своего предка, — сложились в отдаленном прошлом и поддерживались условиями жизни»[5,1984:140].
Когда – то человек во многом зависел от стихийных сил природы, когда его жизнь и жизнь его близких находилась в зависимости от того, здоровы ли олени, не напали ли волки, морозна ли зима, есть ли корм для оленей, ловится ли зверь в тайге. В сказаниях и мифах отражался жизненный опыт народа, его представления о мире, о добре и зле.
В своей книге Н.Г. Михайловская отмечает: «Несомненно, что окружающая среда оказывала свое влияние на складывание фольклорно – эстетической системы. Но, несомненно, и другое: противостояние природным стихиям у человека прошлого пробуждало в нем чувство сопричастности к жизни самой природы» [5,1984:150].
В северном фольклоре много поэтичных сказок о растительном и животном мире. В них благодарный человек рассказывает о своем доме, своей среде обитания: светлых деревьях – березе и лиственнице, суровом кедре, которые он обожествляет, о птицах, которых считает своими братьями, о животных, которые воспринимаются им как прародители.
Отношение к природе, как к прародительнице всего живого проявилось в представлении народов Севера в том, что, «подобно плоду, связанному пуповиной с матерью, все, рожденное землей, связано с ней невидимой нитью»[ 7,1988:36].
Земля считалась первопричиной не только жизни, но и смерти человека. Вера в это была главным звеном в общей системе известных всем народам Севера культов матерей природы. Служители этого культа по роду своей деятельности соответствовали русским знахарям, ведунам; своими помощниками они считали крота, летучую мышь. Но главным посредником между землей и людьми в мифологии всех народов Севера считался медведь.
В качестве примера остановимся на том представлении, которое связано с образом медведя в хантыйской литературе.
В культуре хантов сохранился древний пласт верований, связанный с животными. Когда-то давно помощниками предков ханты в их нелегкой охотничьей жизни были не духи, а сами животные или фигурки этих животных. С тех пор сохранились тотемистические представления, предполагающие веру в родство той или иной группы кровных родственников (рода) с каким-либо животным. Отсюда возникает запрет убивать и есть это животное, формируются различные варианты его почитания или даже культ.
Медведя почитали повсеместно, приписывая ему способность охранять членов семьи от болезней, разрешать возникшие между людьми споры, подгонять зверя к самострелу охотника. Медведь выступал в роли судьи и поборника справедливости. К медведю ханты относились двояко: с одной стороны, он зверь, объект охоты, источник пищи, а с другой бывший человек, родственник, родоначальник. Отношения между охотником, добывшим медведя, и самим медведем, раскрываются на медвежьем празднике. Его назначение исследователи усматривают в стремлении помирить медведя (его душу) с убившим его охотниками.
В статье Т.А Молданова на эту тему показано, что «в культе медведя четко прослеживается отношение к нему, как промысловому животному и стремление к его возрождению»[6,2001:105].
Е. Айпин, учитывая обычаи, ритуалы и их исследования, связанные с культом медведя, подходит к медвежьей теме с другой стороны. Его рассказ «Медвежье горе»(1972) посвящен не охоте на животного, а повествованию о медведе, во многом родственному человеку.
Для введения такого повествования Айпин использует прием «рассказа в рассказе», передавая слово персонажу – бывалому и опытному охотнику, «лучшему медвежатнику рода» деду Ефрему. Старый охотник вспоминает историю, которая глубоко отпечаталась в его памяти.
Медведица, увидев пасущихся оленей, прячет своих медвежат под валежником и уходит на охоту. Ловит добычу и возвращается к медвежатам, но находит их мертвыми – «с небольшим шумком, похожим и на бормотание, и на мольбу, она давай их тормошить и обнюхивать». Медведица ревет на весь лес, она стонет и рыдает «как человек – мать», а потом «как полоумная, ломая сучья, полезла на сосну и с диким ревом она грохнулась с этой сосны», «она застонала, вернее, зарыдала, как человек, а потом звезды ее стали медленно гаснуть в страшной тоске. Вскоре она была уже мертва. Видно, сломала себе хребет…» [1,1995:8].
Автор показывает жизнь медведя как некое чудо, как творение природы, во многом родственное человеку. Не случайно дед Ефрем использует такое сравнение «…медведь, как и человек, бывает разный…».
Чувства старого охотника выражены не только описанием его ощущений в трагическом финале — «А у меня аж сердце упало. И ноги пропали, будто убежали куда. Словно окаменел я, а шелохнуться не могу. Только глаза мои все видят да ум все это укладывает в память. Моему разуму и телу совсем плохо стало»[1,1995:8], но и тем образно-метафорическим оборотом, который как бы подчеркивает единство и единение мира природы: Деревья, показалось мне, и то заплакали [1,1995:8].
Позиция автора кажется нейтральной — автор только передает услышанное, но в то же время обнаруживается в контекстах, которые относятся к пейзажным описаниям.
Сама обстановка — охотничий привал, «жаркий костер»,»длинный осенний вечер», «говор почтенного человека» — располагает к рассказыванию былей и потому все живое вокруг захотело услышать эту историю: «И боровые сосны словно придвинулись к нашему костру, притихли, перестали меж собой шептаться», охотники «слушали затаив дыхание», собаки «навострили уши», олени «прислушивались к говору». Так некогда внимали певцу Орфею все существа в мире природы. Айпин тоже заставляет всю природу слушать мудрого старца, хранителя традиций своего народа.
Здесь мы видим, как пейзажные описания сопутствуют повествованию рассказчика и как в них проявляется индивидуальная манера автора — желание напомнить сородичам о традициях и мировоззрении предков, о народном восприятии природы, потому как именно такое, народное отношение к природе и есть верное, истинное.
Такое народное отношение к природе прослеживается и у русских писателей (К.Г.Паустовский, В.П.Астафьев, В.И.Белов, В.Г.Распутин), но с той отличительной чертой, что природа притягивала их «как умиротворяющая, прекрасная в неистощимом разнообразии среда, где человек освобождается от всего мелкого и суетного и обретает душевное равновесие» [4,2000:542]. Природа хоть и является одной из центральных образов (повесть «Мещерская сторона» К.Г. Паустовского, «Прощание с Матерой» В.Г. Распутина), но все-таки «живет сама по себе, своей собственной силой и вместе с тем подчиняется силе человеческой»[9,2012:114], тогда как у Айпина, природа это дом родной, вечное начало, дающее жизнь и порождающее жизнь. Примером этому служит этот рассказ, в котором стирается грань между миром человека и миром природы. «Обличье одного и сила чувств другого слились в нечто единое» — пишет об этом в своей статье О. Лагунова [3,2000:80].
Переместив интерес читателя с охоты на необычные повадки и «нравы» животного, автор создает великолепное анималистическое произведение, в центре которого оказывается удивительная медведица со своими медвежатами.
Так один из самых ранних рассказов Е. Айпина стал шедевром писателя, рожденным на стыке и схождении разных жанров: охотничьего повествования, анималистической новеллы и философской медитации о родственности и единении в мире всего живого.
Таким образом, изучение образа природы в северной литературе в теоретическом аспекте и на примере творчества хантыйского писателя Е. Айпина показывает, что тема природы имеет разнообразное содержательное, сюжетное и художественно-языковое значение, в контексте которой отражены олицетворенные образы фольклора, в значительной степени зависящие от исторической реальности и специфики их мифологии. Существует одна общая тенденция художественного выражения данной темы, это – приближение человека к природе, как к источнику его жизни. Поэтому тема природы в литературе народов Севера освещается в ключе бережного и вдумчивого отношения к ней.
Литература
1. Айпин Е.Д. Медвежье горе // Клятвопреступник. Избранное: Роман и рассказы. – М.: Наш современник, 1995. – 423с.
2. Воробьева Н., Хитарова С. На новых рубежах. М.: Сов. писатель, 1974, С.160
3. Лагунова О.К. Интуиция единения в рассказах Е. Айпина// Космос Севера.- Екатеринбург: Сред.-Урал.кн.изд-во,2000.- С.76-85.
4. Левицкий Л.А. Русские писатели XXвека/ Сост. и ред. П.А. Николаев. М.: Большая Российская энциклопедия; Рандеву,2000. С.541-543.
5. Михайловская Н.Г. Стиль русскоязычной литературы Севера и Дальнего Востока. – М.: Наука, 1984. – 157с.
6. Молданов Т.А. Культ медведя у народов Сибири и Дальнего Востока // материалы IV Югорских чтений. Ханты-Мансийск, 2001, С.103-109.
7. Пошатаева А.В. Литературы народов Севера (Истоки. Становление. Развитие).- М.: Наука, 1988.- 168с.
8. Санги В.М. Созвездие полярного неба: очерк// Путешествие в стойбище Лунво. М.: Современник, 1985. С. 476-488.
9. Сапрыкина Т. В. Образы природы в повестях «Мещерская сторона» К. Г. Паустовского и «Прощание с Матёрой» В. Г. Распутина // Вестник МГПУ. Серия: «Филологическое образование». – 2012. – № 1 (8) 2012. –С. 112–120.
10. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высш.шк.,1999.С.133.
11. Шесталов Ю.Н. Югорская колыбель. М.: Молодая гвардия, 1972. 272с.
12. Эпштейн, М.Н. «Природа, мир, тайник вселенной…»:система пейзажных образов в русской поэзии. М.: Высш. шк., 1990. С.109.
Исакова Снежана Анатольевна — старший преподаватель кафедры иностранных языков по гуманитарным специальностям Северо-Восточного федерального университета имени М.К. Аммосова, г. Якутск