Лазарева Л.Б.,
студентка 4 курса северного отделения
Института языков и культур народов Северо-Востока РФ СВФУ,
научный руководитель Иванова О.И.,
к.ф.н., доцент кафедры русской и зарубежной литературы
Северо-Восточного федерального университета
г. Якутск
Мгновения жизни и вечное одиночество героев С. Беккета
(на материале драмы «В ожидании Годо»)
Литература — это любовь к людям, писал Набоков. И Беккету для этой любви не нужны дешёвые и яркие обёртки. Удивительно, как можно с помощью таких схематичных персонажей, как Владимир и Эстрагон, практически полного отсутствия декораций, открыть для читателя целую вселенную, причем его собственную. Каждый, кто прочитал эту пьесу, найдет в себе Владимира или Эстрагона, Поццо или Лаки. При всем минимализме используемых художественных средств и приемов, Беккет показал абсурдизм весьма убедительно для самоанализа и размышлений.
Театр или драма абсурда – это абсурдистское направление в драматургии и театре, изображающее мир, как хаос, как бессмысленное, лишенное логики, поступков, слов, судеб. Самюэля Беккета по праву можно назвать ведущим драматургом театра абсурда. Все творчество Беккета пронизывает стремление назвать то, чему нет названия: «Я должен говорить, что бы это ни означало, я должен сказать. Мне нечего сказать, у меня нет слов, но есть слова, которые говорят другие. Я должен сказать… У меня есть океан, из которого можно пить. Именно океан».
Известная поговорка гласит: «Нет ничего хуже, чем ждать и догонять». В пьесе никто никого не догоняет, но все ждут. Ждут Годо, а его все нет, время идет, а он не появляется, и неизвестно появится ли он вообще. Это известная метафора, призванная символизировать нашу жизнь с ее бесконечным ожиданием каких-то событий, когда мы ждем и надеемся, что скоро что-нибудь произойдет и всё изменится. Естественно, ничего не происходит, никто не появляется. Сам акт ожидания, как характерный аспект человеческой жизни и есть основная тема пьесы.
По мнению критиков, «В ожидании Годо» нет сюжета; исследуется статичная ситуация. «Ничего не происходит, никто не приходит, никто не уходит, и это страшно». На просёлочной дороге, около дерева, двое бродяг Владимир и Эстрагон ждут Годо. В начале первого акта — открытая ситуация. В конце первого акта им сообщают, что мсье Годо, с которым, как они полагают, они должны встретиться, прийти не может, но завтра он обязательно придёт. Второй акт повторяет эту ситуацию. Приходит тот же мальчик и сообщает то же самое [Эсслин, 2010: 36].
В пьесе отсутствует место действия, время, внятные персонажи, фабула, сюжет. Остаются только герои без возраста, занятий, внешности, целей, со странными именами. Бессмысленные диалоги, казалось бы, которые никому ничего не объясняют; несвязанные между собой явления, неестественные отношения; подавляющая атмосфера. И ожидание, всегда ожидание – неизвестного избавителя, прихода, ухода,в целом каких – либо изменений. Но их не будет никогда — герои Беккета всегда заканчивают тем, с чего начинали. Мы ничего не знаем ни о них, ни о мире, в котором они живут. И сами они не знают ничего. У них есть только имена.
Пьеса Беккета доказывает, насколько трудно выразить поиски обретения смысла в постоянно меняющемся мире; язык у Беккета демонстрирует его ограниченность и как способа коммуникации, и для точного выражения мысли — инструмента мышления. Когда Гесснер спросил Беккета, почему такое расхождение между тем, что он пишет и его подчеркнуто демонстративными высказываниями о бессилии языка передать смысл, Беккет ответил: «Его обращение к драматическому жанру говорит о стремлении найти средства выражения за пределами языка».
Состояние героев пьесы в какой-то степени понятно, пожалуй, каждому в определенные моменты жизни оно знакомо. Состояние абсурдности мира и нашего в нем существования, которые мы пытаемся облечь в какой-нибудь смысл. Мы заполняем свою жизнь якобы нужными делами, а сами, засыпая, вечерами поджидаем Годо.
У Владимира и Эстрагона, в постоянных словесных перепалках, проявляются индивидуальные черты: Владимир более практичен, Эстрагон наоборот, говорит, что чем больше он ест моркови, тем меньше она ему по вкусу. Реакция Владимира противоположна: ему нравится всё привычное. Эстрагон ветреник, Владимир постоянен. Эстрагон — мечтатель, Владимир не может слышать о мечтах. Владимир помнит прошлое, Эстрагон мгновенно всё забывает. Эстрагон любит рассказывать весёлые истории, Владимира они выводят из себя. Владимир надеется, что Годо придёт, и их жизнь изменится. Эстрагон к этому относится скептически и иногда забывает имя Годо. Несходство темпераментов приводит к бесконечным перебранкам, и они то и дело решают разойтись [Эсслин, 2010: 38].Владимир и Эстрагон сильно нуждаются друг в друге, чтобы избежать одинокой и бессмысленной жизни. Вдвоем они являются метафорой выживания. Как и персонажи, которые следуют за ними, они чувствуют необходимость расстаться, и в то же время необходимость остаться вместе.Но они одиноки, каждый живет в своем отдаленном мире, в мире неизвестности и ожидания.
Поццо и Лаки также дополняют друг друга, но их отношения более примитивны: Поццо — господин — садист, Лаки — послушный, преданный раб. В первом акте Поццо богат, могуществен и самоуверен: это практичный поверхностный человек с близоруким оптимизмом, иллюзорным ощущением силы и прочности положения. Лаки не только тащит тяжёлый багаж и хлыст, которым его бьёт Поццо, он ещё танцует и думает за него. Фактически Лаки учил Поццо высшим ценностям жизни: «красоте, изяществу, истине». Поццо и Лаки олицетворяют отношения между телом и разумом, материальным и духовным в человеке, подчинение интеллекта потребностям тела. Когда силы Лаки иссякают, Поццо жалуется, что тот причиняет ему невыразимые страдания. Он хочет избавиться от Лаки, продав его на ярмарке. Но во втором акте они столь же связаны друг с другом. Поццо ослеп, Лаки потерял дар речи. Поццо заставляет Лаки бесцельно вести его дальше, Владимир же одерживает над Эстрагоном победу, добившись того, что они будут ждать Годо [Эсслин, 2010: 39].
«В ожидании Годо» люди являются одинокими, похожими на клоунов персонажи, бредущие по жизни потому, что не знают, что делать. Герои драмы остаются вместе только потому, что боятся оставаться в одиночестве в таком непонятном мире. Мартин Эсслин объясняет: «Мы можем приспособиться к жизни с менее возвышенными целями и, поступив так, стать более покорными, более чувствительными, менее уязвимыми для жестоких разочарований и кризисов сознания — и, таким образом, в крайнем случае, более счастливыми и более приспособленными людьми, просто потому, что мы теперь живем в большем согласии с реальностью».
Таким образом, задачей пьесы Беккета является не только приведение публики в состояние депрессии, но и попытки приблизить ее к реальности и помочь ей понять собственное «значение» в жизни, каким бы оно ни было. Понимание Сэмюэлом Беккетом этой философии наилучшим способом описывает то, как мы должны воспринимать наше существование: «Нет ничего более реального, чем Ничто».
Литература
1. Беккет С. В ожидании Годо. Пер. с фр. – М.: Текст, 2010.
2. Эсслин М. Театр абсурда. Пер. с англ. Г. Коваленко. — СПб.: Балтийские сезоны, 2010.