Устинова В.В.,
студентка 4 курса отделения русского языка и литературы
филологического факультета СВФУ.
Научный руководитель Румянцева Л.И.,
к.ф.н., доцент кафедры русской литературы XX века
Северо-Восточного федерального университета,
г. Якутск
Неомифологический аспект романа-сказки Ю. Олеши «Три толстяка»
«Время волшебников прошло. По всей вероятности, их никогда и не было на самом деле. Все это выдумки и сказки для совсем маленьких детей…» [4, 1928, с. 3]. С такого лукавого отрицания начинается волшебная сказка Ю. Олеши.
Исследование жанра литературной сказки имеет многолетнюю традицию в отечественной филологии (Л. Ю. Брауде, Т. Г. Леонова, Ф. Ярмыщ, М. И. Липовецкий , И. П. Лупанова, . В. Овчинникова и т. д. )
Литературная сказка является одним из самых трудно поддающихся определению и классификацию жанром. Причина этому – его парадоксальность. Тяготея к народному образцу, авторская сказка противоречит ему и отталкивается от него. Важное и значительное, о чем рассказано в «Трех Толстяках», не лежит вне сказки, но и не становится незначительным без нее. Независимо от сказки, важно и значительно в романе то, что в нем происходят события, чрезвычайно похожие на те, современником которых был сам автор. Ю. Олеша написал политический, но сказочный роман. Политическое значение романа лишь прикрыто и окрашено сказочностью…
Любое определение отражает концепцию литературной сказки, которая представлена тем или иным ее исследователем. Большинство ученых определяет литературную сказку через жанровые признаки литературно — фольклорного свойства и место в историко — литературном процессе.
Наиболее полным представляется определение, сделанное Л. Ю. Брауде: «Литературная сказка — авторское, художественное, прозаическое или поэтическое произведение, основанное либо на фольклорных источниках, либо сугубо оригинальное; рисующее чудесные приключения вымышленных или традиционно сказочных героев и, в некоторых случаях, ориентированное на детей; произведение, в котором волшебство, чудо играет роль сюжетообразующего фактора, служит отправной сказкой характеристики персонажей[2, 1979, 178]
Волшебство, несомненно, играет значимую роль в жанровой системе литературной сказки, но вряд ли его можно назвать доминантным признаком этого жанра. Существует ряд произведений, в которых не происходит ничего волшебного, фантастического, но которые, тем не менее, относят к жанровой модификации литературной сказки («Три толстяка» Ю. Олеши, некоторые сказки Э. Т. А. Гофмана, Новалиса и др.).
Ряд исследователей и мемуаристов вплотную приближается к пониманию прозы Ю. Олеши как неомифологической.
А. В. Белинков, анализируя творчество Ю. Олеши, говорит о разрушении сказки, понимая жанровую мозаичность «Трех толстяков», как метания неопределившегося интеллигента. И, тем не менее, вся идеологическая подоплека книги «Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша» не мешает автору увидеть главное: «Одной из характерных особенностей сказки Юрия Олеши было то, что в ней, казалось бы совершенно вопреки жанру, речь шла о тех же вещах, о которых люди привыкли читать в социальных романах. Этому не следует удивляться. «Три толстяка» — произведение сложное. Жанр его лирико-исторически-сказочный. В таком сложном жанре можно говорить о сложных вещах, и Юрий Олеша говорит. Он говорит о том, что происходит на границе эпох. Из сказочного в романе становится ясным, что претензии к эпохе-предшественнице карикатурно преувеличены, что легкомысленно было забыто, сколь многим новое время было обязано старому, что некоторые горячие головы готовы подвергнуть скептической переоценке совершенно незабываемые понятия, что, наконец, нужно хорошенько зарубить на носу одно не подлежащее обсуждению обстоятельство: обе эпохи выросли из одного корня, а отдельные недостатки, имевшие место в прошлом, никто не позволит выдавать за всю эпоху» [1, 1965, 136-137].
М. Н. Липовецкий рассматривает роман «Три толстяка» с позиций жанра: «в «Трех Толстяках» Ю. Олеши глубоко последовательно восстанавливается художественная структура метажанра романтической поэмы. Бинарность, безусловно, является художественным законом «Трех Толстяков»: хронотоп сказки, цирковой арены контрастно удваивается в кукольном повествовательном сюжете. Например: «Роман Олеши «Зависть» был написан в первое послереволюционное десятилетие, когда писатель, увы, еще не до конца понял, что новые представления о свободе еще лучше старых» (1, 1965, 185). В маскарадном хронотопе мира Толстяков; автор-повествователь, на наших глазах открыто творящий новый сказочный мир, при этом повторно воспроизводит в своем сознании переживания героев; детская непосредственность мироотношения персонажей «Трех Толстяков», проявляющаяся прежде всего на интонационно-речевом уровне, переносится в речевую зону всевластного повествователя, существенно влияя на общую концепцию произведения. Принципиальные связи «Трех Толстяков» с поэтикой романтизма акцентируются и ассоциативным фоном романа-сказки. Сказочность входит в мир «Трех Толстяков» как элемент целостной системы романтического мета-жанра. (Липовецкий, 1992, 99).
Исследователь указывает не только на фольклорно-литературные источники, но также и на авторскую игру со сказочной традицией: «Как мы видим, в художественном мире «Трех Толстяков» народная площадная культура подменяет собой традицию волшебной сказки, и поэтому на месте сказочных чудес и волшебных превращений в сюжете романа Олеши мы находим сугубо игровые репризы и розыгрыши. Причем все это происходит, в основном, на уровне пространственно-временной организации романа, и в результате в «Трех Толстяках» складывается своеобразный квазисказочный хронотоп» (3, 1992, 94).
Хотя М. Н. Липовецкий ставит под сомнение наличие в «Трех толстяках» элементов волшебной сказки, присутствие мифологического начала в романе неоспоримо. Ведь та же традиция классического европейского романтизма, о которой говорит ученый, немыслима вне мифопоэтического контекста. Особое внимание романтиков к фольклору и мифу хорошо известно.
Для жанра литературной сказки характерна трансляция литературных мотивов. Ю. Олеша же творит собственный миф, используя не только образы и мотивы классической литературы, но и элементы совокупных систем: собственно мифы, а так же мифы и ритуалы советской цивилизации.
Роман – сказка «Три толстяка» строится на метафоре. Они делают действия в произведении сначала преувеличенными, а потом сказочными. Метафора нарастает с такой непреодолимой силой, что начинает чудовищно преувеличивать. Преувеличение превращает обычные вещи в сказочные. Метафоры делают мир гиперболизированным, сказочным, они нарушают границу правдоподобия. Но часто граница метафоры стирается, и тогда уже невозможно понять, где кончается метафора и где начинается сказка: «Все трое сопели так сильно, что на веранде раскрывалась и закрывалась дверь» [4, 1928, 41]. В этом романе размыта граница тропа и жанра – метафоры и сказки, — неотличимы фактуры человека и куклы, незаметен переход из действительности в фантастику. И поэтому кукла наделена человеческими свойствами, а люди наделены свойствами кукол.
Прозу Ю. Олеши рассматривают через целостную систему кодов, смоделированных автором, таких как: растительный, зооморфный, астральный, гастрономический, предметно-вещный, онейрический. Каждый из них раскрывает типологические основы функционирования неомифологического текста, по-новому освещает центральную философскую оппозицию прозы Олеши. Выделенная система кодов приводит к более полному пониманию особенностей творений художника, по-новому в контексте культуры высвечивает проблемы эпохи. Ю. Олеша работает с мифологическими системами двух эпох: советской цивилизации и классической культуры XIX века.
Литература
1. Белинков А. В. Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша. М: изд. Наука, 1965
2. Брауде Л. Ю. Современная литературная сказка // Брауде Л. Скандинавские литературные сказки. – М.: Наука, 1979. –С.170-190
3. Липовецкий М. Н. Своеобразие жанра литературной сказки. Свердловск: изд. Уральского ун-та, 1992.
4. Олеша Ю. К. Три Толстяка. М.-Л: изд. Земля и фабрика, 1992.